При слове «казак» в памяти современного обывателя всплывает фигура, чем-то похожая на гоголевского Тараса Бульбу –  это статный мужчина с гордой осанкой и орлиным взглядом, непременно в папахе и с шашкой у бедра. Но мало быть казаком только по внешнему виду. Нужно знать свои корни и иметь соответствующее воспитание, во главу угла которого поставлены любовь к родине, к традиционному образу жизни,  к своей семье. Нам удалось отыскать в Петровом Вале героя, полностью соответствующего званию казака и по крови, и по поведению, и по мировоззрению.  Знакомьтесь  – Николай Игнатьевич Панкратов.

В Котельниковском районе, в маленьком хуторке Небыкове, затерянном среди изрезанных балками  степей, и родился в 1930 году наш герой.  Его родной хутор в те времена был центром сельсовета с одноимённым названием, куда входили также ферма №1 совхоза «Выпасного» и  железнодорожная станция Чилеково.

Суровым выдалось Колино детство —  в простой семье его родителей воспитывалось семь сыновей. Как все в деревне, мальчишки рано начали помогать взрослым по хозяйству. Им и в голову не приходило из-за этого бунтовать и капризничать: чуть ли не с пелёнок понимали, что мать с отцом, сами работяги, учат их выживать в будущем.  Иногда братья шкодили (не без этого), набивали синяки на острых коленках да шишки на вихрастых головёнках. Но друг друга поддерживали и вкусное, что изредка перепадало, честно делили на всех.  

Только четыре года довелось Николаю проучиться в школе – началась Великая Отечественная война. Отец ушёл на фронт.  На маму, кроме тревоги за его судьбу, легла и тяжесть мужской работы.  А в 1942 году в хутор нагрянули фрицы.

В доме – фашисты, на улице  — румыны

Николай по малолетству не знал, что вражеские войска под командованием генерал-фельдмаршала Манштейна тогда начали наступательную операцию «Зимняя буря», чтобы помочь «своим»  вырваться из Сталинградского окружения. Перед солдатами  23-й танковой дивизии стояла задача продвинуться восточнее железнодорожных путей и через Небыков выйти к Аксаю. В одной упряжке с ними шли румынские «коллеги», воевавшие на стороне Гитлера.  Все их злодеяния и натужные попытки, обернувшиеся крахом, потом подробно в умных книгах опишут историки и краеведы. У детей же было своё, не менее горькое и острое, восприятие войны: чёрствые крошки на белом снегу, верный пёс на крыльце, который ждал и всё не мог дождаться хозяина, захлебнувшийся женский крик…

— Когда немцы зашли в хутор, — рассказывает Николай Игнатьевич, — они не церемонились. Сами заняли дом, а нашу семью выгнали в подвал. Нагло хозяйничали, отбирали продукты и скот: «Шнель, шнель, давай яйки, млеко, сало!» Поэтому единственное богатство в хозяйстве  – поросёнок, тоже тайно перекочевал с нами в незамысловатое убежище.  Все старательно прятали хрюшку от незваных гостей. Кормили и поили его, хоть для самих голод был не тёткой, пирожка не подсовывал. Ели, что где найдём, если успевали проглотить, пока румыны не отобрали. Им было всё равно, бедствуют русские дети или нет.

Здесь надо уточнить, что захватчики действовали в полном соответствии с  инструкцией о поведении должностных лиц на намеченной к оккупации территории СССР.  В одном из её двенадцати бесчеловечных пунктов говорилось: «Ввиду того, что вновь присоединенные территории должны быть надолго закреплены за Германией и Европой, многое будет зависеть от того, как вы поставите себя там… Вы должны с сознанием своего достоинства проводить самые жёсткие и самые беспощадные мероприятия, которых потребует от вас государство».  В другом пункте оговаривалось отношение к питанию местного населения: «В течение столетий русский человек испытывает нищету, голод и лишения. Его желудок растяжим, поэтому никакого ложного сочувствия к нему, не пытайтесь вносить изменения в образ жизни русских, приспосабливая его к немецкому жизненному стандарту».  (Данный документ прилагался в качестве доказательств фашистских преступлений во время Международного военного трибунала 14 февраля 1946 года).

Удивительно, но Николай Панкратов и его братья, в которых, казалось бы, душа едва держалась, выжили все. А вот их мама не убереглась. В 1943 году женщина шла с обозом в Котельниково. Уже на улице  установились холода, а она туда и обратно – на босу ногу. Болезнь не заставила себя долго ждать. Вслед за ней в семью нагрянуло горе… Первое время после смерти матери  Коля работал пастухом,  не чурался никакой другой деревенской работы. Потом троих братьев всё-таки пришлось отдать в детдом, чтобы спасти от голодной гибели (так и выйдет, позже вся семья воссоединится). А в 1945-м году с фронта вернулся отец – с инвалидностью, но к общей радости живой.  Сыновья к тому времени все были при деле: кто учился, кто работал.

Никому не кланялся

Дни мирной жизни понеслись вереницей, только успевай раскрывать для них объятия. Молодому Николаю те из окружающих, кому за 60, казались глубокими стариками.  А всё вокруг – любопытным и достижимым. В 1946-м году он начал изучать азы профессии слесаря по ремонту паровозов, потом ушёл  в вагонники.  Прекрасно разбирался в  деталях, хорошо знал приёмы ремонта.

Отслужив в армии, Николай Игнатьевич встретил девушку своей мечты с красивым именем Мария. В СССР нравы были строгими, коменданты в студенческих общежитиях – суровыми. Они умели на корню пресекать даже скандалы на общей кухне – рассаднике психологических конфликтов (по крайней мере, так утверждали герои фильма «Одиноким предоставляется общежитие»). Что уж тут говорить о проникновении парней на вверенную им «женскую» территорию.

—  Комендант к девчатам не всех пускал, — со смехом вспоминает Николай Игнатьевич. – Пришлось с ним получше познакомиться, он стал мне доверять.  И ко мне так же Машу пускать стали.

После свадьбы в положенный срок у молодых родился первенец Сергей (прожив всю жизнь в Тольятти и выйдя на пенсию, он с супругой Валентиной переехал в наш Петров Вал). Николая Игнатьевича перевели работать сначала в Медведицу, а затем в город железнодорожников Камышинского района. Дочь Елена родилась уже здесь. Как и её родители, она трудится тоже на  железной дороге, только сигналистом.  В районе Лебяжьего наблюдает за проходящими поездами, обеспечивает подачу специальных сигналов и ставит под вагоны тормозные «башмаки». Третьим ребёнком супругов Панкратовых стал тоже мальчик, которого назвали Юрием.

— Дом, сарайки, многое из мебели Николай Игнатьевич сделал своими руками, никому с просьбами не кланялся, — включается в разговор его сноха Валентина (наш герой любовно и с большой благодарностью за заботу называет её Валюшей). Мой Сергей, который тогда школьником был, во всём ему помогал. И постепенно перенял у отца все умения, привычки, увлечения. Между работой находили время на «тырчике» (мопеде) с бамбуковыми удочками на рыбалку съездить. Четырёхкомнатный дом из шпал, с верандой, с прихожей, они подняли за два года. Сараи во дворе сделали из горбыля. Какой только живности в них не водилось: поросята, индюки, козы…

С козами связан и эпизод, вошедший в семейную легенду о Николае Игнатьевиче как о лихом атамане, поддерживающем уряд своей семьи. О нём тоже рассказала Валентина:

—  У Николая Игнатьевича тогда мотоцикл  был с люлькой. Однажды понадобилось им пуховую козу перевезти в Котельниково.  Кто бы другой засомневался, но не он. Сел с дочкой на мотоцикл, козу в эту люльку посадили  – и вперёд с ветерком, 400 километров туда, потом столько же обратно. Коза не пострадала.  Наоборот, потомство хорошее дала, и пуху с неё начесали много. Своему «атаману» жена потом тёплую безрукавку связала.

Две пятёрки за труд

На железной дороге Николай Игнатьевич проработал пятьдесят пять лет. За это время всякого много случалось – и хорошего, и плохого. Из счастливых моментов, помимо тёплых семейных воспоминаний, наш герой назвал продвижение в профессии: слесарь – осмотрщик – мастер. А самым чёрным днём  для него стал тот, в который произошёл несчастный случай, оборвавший жизнь его супруги Марии Михайловны, тоже работавшей на железной дороге.

Из семи братьев Панкратовых сейчас в живых осталось  лишь двое: 91-летний Николай Игнатьевич и 93-летний Александр Игнатьевич, который живёт в Волжском. В Котельниково и Волжском живут их сводные сёстры. Все  они дружат, между собой общаются. Весной приезжали в гости в Петров Вал, чтобы в узком кругу отметить  день рождения.

Николай Игнатьевич по-прежнему молодцом, «казакует». Недаром долгое время был председателем совета старейшин. Каждое утро он начинает со строгого вопроса родным: «Так, что мы сегодня делать будем? На «фазенду»  надо сходить или в мастерской чем помочь?»

— Здоровья мне требуется для полного счастья, больше ничего, поэтому стараюсь больше двигаться, — подводит петроввалец  итог нашей беседе.

— Николай Игнатьевич, говорят, у казаков, что ни хутор, то своя запевка. А вы поёте? — интересуюсь на прощание.

— Ещё как!

До этого беседовали мы спокойно и негромко, а запел он неожиданно сильным, уверенным  голосом:

— Как за Доном, за рекой, под зелёным дубом
Расставалася казачка с парнем черночубым.
Ой-да ой-да-да ой-да, ой-да ой-да-да ой-да,
Расставалася казачка с парнем черночубым.

Права пословица о том, что казак не унывает, везде песни играет. И даже когда замолк его голос, мелодия всё продолжала обволакивать, окутывать пространство, увлекая за собой в невероятный простор. 

Елена Кулыжкина

Фото из семейного архива Панкратовых