Каждый раз ко Дню памяти погибших в радиационных авариях и катастрофах, мы стараемся написать о чернобыльцах газетный репортаж. Приходится попотеть, потому что  пережившим атомный ад людям вспоминать об этом тяжело. Нынешний год исключением не стал. Николай Кучеров, один из ликвидаторов последствий аварии, в недалёком прошлом житель Антиповки (сейчас он переехал в Камышин), в ответ на мою просьбу поделиться рассказом очевидца вежливо извинился: «Простите меня, пожалуйста. Я не могу и не хочу даже памятью возвращаться в те дни. Сразу ком в горле встаёт». Совсем другие приоритеты у этого отважного человека, являющегося кавалером ордена Мужества: «Ноги – руки уже не те стали. Болят. Поэтому и уехал из села. Мне бы здоровья, больше ничего не нужно».

Примерно то же сказал Владимир Бронченко – руководитель камышинского  чернобыльского движения:

— Далеко не лучшее состояние здоровья наших товарищей – общая проблема. Радионуклиды, выброшенные в атмосферу во время аварии, сделали своё дело. У каждого «атомного солдата» не по одному заболеванию, а целый букет. Ситуация могла оказаться не такой серьёзной, если бы у нас была возможность вовремя и качественно лечиться, не запускать болезни. Парадокс, но  даже врачи зачастую относятся наплевательски и считают, что одолевшие недуги не являются следствием радиационного воздействия в Чернобыле. Раньше практически все их автоматически связывали с облучением. Потом список заболеваний стали корректировать и докорректировались до того, что оставили всего шесть наименований, включающих лучевые болезни и новообразования. Сейчас доказать, что здоровье подорвано в Чернобыле, очень нелегко. Отсюда — проблемы с отсутствием положенных ликвидаторам по закону выплат. Надо понимать, что все наши просьбы о возвращении льгот – вовсе не желание пополнить кошелёк, а шанс протянуть ещё несколько лет. Ведь когда гром грянет и будет поставлен смертельный диагноз, деньги окажутся просто бесполезными. Уходят в мир иной герои-ликвидаторы. Только за 2020 год наши чернобыльцы похоронили тринадцать человек, за 2021-й — пять. На апрель минувшего года в сёлах района жил всего двадцать один чернобылец, в Петровом Вале восемь. Но помощь нам, в основном, оказывается на словах в патетических тонах: «Мы гордимся подвигом тех, кто когда-то жертвовал собой». А финансовой подмоги на нужды организации, хотя бы на те же погребальные венки, от государства абсолютно никакой. На неотложные нужды приходится просить средства у неравнодушных жителей.

Конечно, при всём при этом я благодарен за то, что в преддверии праздников нас не забывают. Медаль к 75-летию Победы и наградной документ, подписанный председателем совета общероссийской общественной организации ветеранов Вооружённых Сил РФ генералом армии В.Ф. Ермаковым, мой заместитель Александр Морозов привёз ко мне домой, потому что я неважно себя чувствовал. Тем не менее, наша организация продолжает работать. Вскоре в Камышине планируется проведение слёта некоммерческих организаций, и мы примем в нём активное участие.

Караульный от мародёров

Так можно без ложной скромности назвать таловчанина Рудольфа Кунца, который попал в Чернобыль совсем молодым, двадцатилетним. Отучившись в Новосибирске, он получил звание прапорщика и поехал служить в Забайкальский военный округ. Оттуда вместе с товарищем был отправлен в командировку.

— Вызвал нас командир, отдал приказ лететь в Киев, дальше до Чернобыля добирались электричкой.

Спрашиваю, страшно ли было. Честно говорит, что сначала нет, и поясняет: «Юность – беспечность, да и знали мы тогда про радиацию мало. Суть катастрофы не афишировалась. Если события и освещались прессой, то только в патриотическом ключе. Понимание и страх пришли позже, когда своими глазами увидели, как краска с металла слезает, словно живая. Техника там вообще быстро выходила из строя, а люди справлялись. Хотя экипированы были плохо, противохимические костюмы их от радиации не защищали».

По распределению Рудольф и его сослуживец попали в военную комендатуру. Проверяли проезжавший автотранспорт — если он «фонил», разворачивали назад, на специальную мойку. Сопровождали ценные грузы. Предотвращали мародёрство в покинутых жителями домах. Да, несмотря на беду, на то, что шла повсеместная эвакуация и на недавно оживлённых улицах устанавливалась гробовая тишина, мародерство в зоне отчуждения процветало чуть ли не с первого дня после катастрофы. Разные люди туда приезжали, кто-то добросовестный и честный, кто-то нечистый на руку. Последние тащили всё, что подвернётся: брошенную бытовую технику, ковры, мебель. Спиливали, чтобы сдать на металл, чугунные батареи.  В опустевших зданиях собирали медь и алюминий. А ведь помимо отвратительной моральной стороны, это всё было опасно из-за заражения. Впоследствии и военнослужащим приходилось собирать по домам вещи, вывозить их и закапывать в могильниках. Вскоре им на помощь прибыли сотрудники КГБ и милиционеры. Мародёров стали задерживать, помещать под арест.

Враг невидимый и коварный

— На месте катастрофы работали не только срочники, но и так называемые партизаны — мужчины, которые уже прошли службу в армии, вернулись домой, обзавелись семьями. Их тоже призывали на ликвидацию последствий аварии, — вспоминает мой собеседник. – Командиры выстраивали личный состав и докладывали: «Нужны желающие выполнить работу. Потом они будут свободны». Добровольцы находились. Им говорили, что нужно сделать. Они шли и всё выполняли. В основном, эти люди убирали лопатами мусор с кровель. Получали за короткое время чудовищную дозу в несколько десятков бэр. Их отправляли на мойку, выдавали другую форму, документы. Потом отправляли домой.

Мы же, военнослужащие, вообще не мыслили тогда категориями «опасно – не опасно». Даже представить себе не могли возможности отказаться выполнить поставленную задачу, ведь приказ есть приказ. Везде  брали с собой дозиметриста. Уже понимали, что радиация — невидимый и непредсказуемый враг. Стоишь, бывало, в одном месте, — оно чистое, сделаешь шаг в сторону – там излучение. Кому как повезло. Одни потом за полгода сгорели, другим посчастливилось вернуться. Я пробыл в чернобыльской зоне месяц и две недели.

Защита со всех сторон

До сих пор в памяти Рудольфа Кунца запечатлелись моменты возведения «купола» — укрытия над четвёртым блоком АЭС. Специалисты сработали оперативно и качественно. Сперва на защищённых свинцом машинах провели радиационную разведку. Затем, чтобы реактор не просел, не прожёг землю и не загрязнил грунтовые воды, под ним соорудили подушку-холодильник. Внутри железобетонного монолита провели трубы для подачи воды, которая охлаждала пространство под реактором. А в качестве опор несущих конструкций для возведения саркофага использовали сохранившиеся элементы энергоблока. Защитные стены возводили круглосуточно. В конце концов общими усилиями радиоактивный «вулкан» изолировали достаточно надёжно.

Всего в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС принимало участие пятьсот двадцать шесть тысяч двести пятьдесят человек. Они, без преувеличения, закрыли собой Россию и другие страны, где время могло застыть надолго. Наш земляк Рудольф Кунц, вернувшись после опасной командировки домой, вскоре повстречал свою вторую половинку и женился. Вместе с супругой они воспитали троих детей. В Таловку же переехали вслед за родителями. «Отличная деревня, — бодро говорит ликвидатор. – Ничуть не жалею, что живу не в городе. Что там хорошего, в четырёх стенах сидеть? Дети к нам внуков привозят, им здесь раздолье. Вон оно, наше счастье бегает, три внука да две внученьки. Стараемся для них всё сделать – надо мяч погонять, будет мяч. Захотят искупаться – пожалуйста, бассейн».

… А в Припяти никаких детей нет вот уже более трети века. Если не считать жуткого граффити,  нанесённого на стену кем-то из туристов: чёрный силуэт девочки с косичками, которая пытается дотянуться до кнопки лифта. Такой вот зловещий символ невозможности возвращения в счастливое прошлое.

Елена Кулыжкина

Фото из семейного архива Рудольфа Кунца (на фото он посередине)